КАК БЫТЬ СВИДЕТЕЛЕМ

В. Альбрехт


(публикуется с сокращениями)

Следователь. Откуда у вас Евангелие?
Свидетель. От Матфея.
(Из рассказов о допросе.)

Если проникать в тайны литературы узкоспециальной (вместо введения)

Следователь. Вы догадываетесь, почему вас вызва-ли?
Свидетель. Да, но лучше будет, если вы скажете.
Следователь. Почему лучше?
Свидетель. В противном случае получается, что вам стыдно сказать.
(Из рассказов о допросе.)


Интересно ли вам знать, читатель, что следователь добивается результатов с помощью не менее чем 18 приемов? Вот они, извольте: "внезапность", "последовательность", "создание напряжения с перегрузкой сознания", «снятие напряжения со стремлением "поговорить по душам"», "пресечение" лжи сразу же или спустя некоторое время, форсированный темп допроса с перегрузкой сознания или замедленный темп с фиксацией желания проскочить особо неприятное. Затем...


Впрочем, хватит. И это, и многое другое можно прочесть в специальной литературе. Но нужно ли нам, непрофессионалам, изучать книги и статьи, написанные для следователей? Казалось бы, неплохо кое-что знать. Приятно, наверное, спросить следователя, какой прием он к вам так неудачно применяет, и посо-ветовать другой.
Наше же с вами оружие - правда. Ваши нравственные принципы, ваша мораль - вот основы поведе-ния. И если вы хотите почитать что-нибудь стоящее, то ради Бога: читайте Толстого, Пушкина, Чаадаева, Достоевского, Библию наконец. Не тратьте время на вздор.
Ну а в области узкоспециальной, может быть, вам хватит той ерунды, которую вы прочтете в дан-ной брошюре. Итак, к делу.

Начало было неожиданным

Путем запугивания вы заставляете меня сознаться. Какое, по-вашему, преступление более серьезно - то, которое, как вы считаете, совершил я, или то, кото-рое сейчас совершаете вы?
(Из рассказов о допросе.)
Представьте себе беседу двух людей. Один говорит легко и свободно. Он сдержанно, но живо реа-гирует на то, на что хочет реагировать. Наконец просто смеется. Другой внутренне скован. Он постоянно думает о чем-то постороннем. Его реакции смешны и наигранны. Он-то уж точно знает, что стены имеют уши, и потому боится. Боится собственной неумелости и косноязычности, боится своего и чужого неосто-рожного слова, боится насмешек в свой адрес. Этот человек, не удивляйтесь, - следователь. А вы? Вы тот, первый.

Первые радости

Автор. Какой допрос вас больше устроит - короткий или длинный?
Читатель. Конечно короткий. А какой устроит сле-дователя?
Автор. Тоже короткий. У него мало времени и много вопросов. Его устроит, если вы будете торопиться, – где торопливость, там опрометчивость.
Читатель. А если дело липовое?
Автор. Тогда допрос будет обязательно неудачным - либо для него, либо для вас.
(Из беседы автора с читателем.)


Театр, как говорил Станиславский, начинается с вешалки. Допрос тоже. Встречая вас, следователь здоровается за руку, говорит, куда повесить пальто. Он вежлив, предупредителен, пытать вас вроде бы не собирается. Вы не ожидали, чувствуете облегчение: зачем же ссориться, когда можно по-хорошему. Но есть во всем этом что-то от любительского театра, какая-то наигранность. Чувствуете? Пока еще нет?
Ну что же, сейчас вы будете изображать простого, очень занятого человека с плохой памятью, но, впрочем, готового помочь расследованию, если нужно.
Но надо ли помогать расследованию? Убежден - надо. Допустим, следователь пытается установить истину, расследуя дело об убийстве или воровстве. Ваш долг - помочь ему. А если вас вызвали свидетелем по делу, в котором ваш друг обвиняется в распространении антисоветской пропаганды и клеветы? Вы уве-рены, что обвинение ложно и несправедливо. Так помогите же установить эту истину. В этом ваша нравст-венная обязанность.
Пока что вы включились в его игру - продолжается "разговор по душам". К сожалению, он дает возможность вашему собеседнику-профессионалу спрашивать о том, о чем он спрашивать не должен. На-пример о вас лично, о ком-то еще. Вопросы, с вашей точки зрения, пока ерундовые. Все очень вежливо. Он не прерывает. Разве только немного и осторожно подстегивает, если вы останавливаетесь. Однако потом, когда следователь узнает все, что его интересовало, он, конечно, увидит неправду и... рассердится. (Он умеет.) Вы станете оправдываться - тогда он узнает еще больше. Он сделает это совсем просто, чередуя многозначительные намеки на полную осведомленность и угрозы. Вы продолжаете отвечать, но почему-то немножко жалеете.
О чем? Может быть, о том, что поздоровались за руку?

Следователь пришел в ярость.
Что же с вами произошло? Во-первых, вы боялись обидеть человека, который с вами вежлив. Но, помилуйте, что же в этом страшного? Коли "мирное сосуществование" идеологий невозможно, то остаться недовольным вами он, по-видимому, обязан.
Во-вторых, вы не привыкли врать и боитесь его неукротимой осведомленности. Допустим, они за вами неофициально следили (много они выследили?), и ведь она, эта осведомленность, гроша ломаного не стоит. Она постыдна к тому же.
В-третьих, следователь немножко обманул вас, немножко нарушил установленный законом поря-док ведения допроса. Он пользуется вашей неопытностью, пытаясь запутать вас, но сам-то ведь знает, что пока ваши слова не записаны в протокол и с вас не взята подписка об ответственности за дачу ложных по-казаний, ваши слова не имеют значения. Вы пока не в его руках.
И его недоверие вас унижает? Нет, больше, наверное, унижают собственные ложь и болтливость. Не надо было врать, и говорить лишнее тоже не надо было.
Теперь, когда вас поймали на том и на другом, вы почти принимаете сделку. Он сейчас пообещает "пощаду", а вы - "откровенность". Заметьте: «откровенность» - сейчас, «пощаду» - потом. Хотя потом ему будет нетрудно аннулировать свое обещание. А вам? Ведь вы пошли на компромисс...
Но в «беседе» есть и свои преимущества для вас. Если при допросе следователь никогда ни словом не обмолвится о том, что какие-то сведения ему стали известны в результате оперативной разработки (часто оперативники балансируют на грани закона), то в «беседе» вы можете попытаться вытянуть своими вопросами кое-какую информацию. Конечно, не факт, что вам это удастся. Но при допросе у вас в принципе не существует такой возможности: вопросы имеет право задавать только одна сторона.
Именно эта иллюзорная возможность - что-то выведать у следователя - представляет наиболь-шую опасность. Чисто психологически: задавая свои вопросы и получая какие-то ответы (правдивые или нет - это другой вопрос), вы чувствуете какую-то моральную обязанность как-то отвечать и на его во-просы. Как же, ведь он отвечает вам! Захотите ли вы, чтобы он был «порядочнее» вас? Именно эти эти-ческие мотивы способны сыграть с вами в дальнейшем злую шутку.
В США есть знаменитая фраза: «Все, что вы с этого момента скажете, в дальнейшем может быть использовано против вас». Произносить ее сотрудников силовых структур обязывает американский За-кон. К сожалению, подобная формула не предписана нашим силовикам, в том числе и следователям, и они этим успешно пользуются.

Это все-таки допрос или беседа?

Свидетель. Мне трудно отвечать на ваши вопросы, поскольку я не несу ответственности за свои слова.
Следователь. Нет, вы несете ответственность за свои слова.
Свидетель. Тогда позвольте, я дам подписку об от-ветственности за ложные показания.
(Из рассказов о допросе.)

Допрос и беседа - далеко не одно и то же. Беседа не предусмотрена законом. Возможно, допрос будет много позже, возможно, его не будет никогда, возможно, он начнется сразу же после беседы. Во всех случаях беседа - это психологическая разведка (для следователя). А почему бы и вам не использовать ее в тех же целях? Ну что ж, попробуйте.
Он спрашивает - вы отвечаете. (Если память вам не изменяет.) Вы спрашиваете - он отвечает. (Если хочет, разумеется.) Как говорится, откровенный обмен информацией.
Но тут вы замечаете, что следователь хитрит. Значит, предлагая откровенную беседу, он хотел обмануть вас. Скажите ему об этом (вежливо, конечно). И требуйте протокол (хотя бы для того, чтобы сохранить откровенность беседы). Отказывается - пристыдите легонько. Если он "ерепенится" и по-прежнему хочет "беседовать", пусть беседует сам с собой. Если он имеет право в любое время беседовать с вами, то вы имеете право не беседовать с ним никогда. (Можно было с этого начать и уклониться от разговора сразу и категорически.)
Не помогает - потребуйте, чтобы он дал вам возможность расписаться об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний. И поскольку это можно сделать только в протоколе, то вы своего добились.
Протокол начат, теперь вопросы и ответы записываются. Он пишет свои вопросы, вы - свои ответы (собственноручно, если хотите). Во всяком случае вы - полноправный владелец половины протокола. Свои ответы вы пишите сначала в черновике, редактируйте и заносите не спеша в протокол (или диктуйте следователю). Не торопитесь подписывать протокол. Обратите внимание на первую страницу, там все должно быть указано правильно. Говорят, иногда следователи "забывают" писать название дела, по которому вы вызваны на допрос, и втайне дописывают потом. Длительное общение с преступниками, наверное, оказывает на них дурное влияние. При случае об этом стоит сказать или, вернее, написать в протоколе, оказывая тем самым хорошее влияние.
Если один из вас боится правды, то пусть им будет он, а не вы. В ваших ответах должна быть толь-ко правда. Та самая, которая нравственно допустима. Другой, в сущности, нет.
Часть 4 статьи 218 УПК предусматривает для допрашиваемого право записать в протокол свои показания собственноручно после свободного рассказа. Этим правом обязательно следует воспользоваться по следующим причинам.
Когда свидетель формулирует свои показания в письменном виде меньше шансов допустить не-точности и прямые ошибки. Второе соображение - в протокол должны заноситься показания свидетеля, а не интерпретация их следователем в виде изложения. И третье - наше желание помочь следователю вы-полнить требование части 1статьи 218 УПК: «Показания записываются от первого лица и по возможности дословно». Собственноручные показания стадии свободного рассказа подписываются, после чего следователь может задавать вопросы, направленные на уточнение и дополнение показаний.
После составления протокола следователь обязан дать свидетелю прочитать протокол. В случае, если свидетель обнаружит в протоколе какие-либо неточности, он вправе собственноручно записать более точные формулировки, замечания по поводу ведения допроса и т.п.
Вполне понятно, что в конце допроса свидетель вряд ли вспомнит точную формулировку того или иного вопроса. Поэтому лучше настаивать на занесении вопроса в протокол сразу после того, кок следователь его сформулировал, т.е. до ответа свидетеля. Кроме того, у следователя цель - подготовить об-винительное заключение, и для достижения этой цели он может, составляя протокол в конце допроса, пропустить «невыгодные» для себя ответы свидетеля, совсем чуть-чуть изменить акценты в вопросах, а затем и акценты в ответах. Незначительные искажения или изменения акцентов могут в дальнейшем грозить большими неприятностями.
Отсюда вывод: помимо требования немедленно записывать вопрос следователя в протокол, целесообразно сделать попытку потребовать дать возможность вносить свои ответы в протокол собственноручно.

Четыре основных принципа

Иисус же стал перед правителем.
И спросил его правитель: Ты Царь Иудейский?
Иисус сказал ему: Ты говоришь.
(Евангелие от Матфея, 27: 2)

Будем считать, что, размышляя над тем, допустимо ли с точки зрения ваших представлений о нрав-ственности отвечать на тот или иной вопрос, вы как бы просеиваете его через некоторое сито - сито "Д" (от слова "допустимость"). Есть еще три сита, которые позволят вам чувствовать себя увереннее. Сейчас мы их рассмотрим.

Как отвечать на трудный вопрос? (про сита "П" и "Л")

Следователь. Я должен вас предупредить и взять подписку об ответственности... по статье 184 УК (407 УК РБ) за разглашение материалов, представляющих тайну следствия.
Свидетель. Не дам.
Следователь. Почему?
Свидетель. То, что я должен сообщить, я знал раньше. Для меня это не материалы следствия и никакая не тайна.
Следователь. А мои вопросы? Почему вы считаете, что они не следственная тайна?
Свидетель. Какая разница, что я считаю? Напишите свой вопрос в протокол, и я на него отвечу.
Следователь. Я знаю, вы напишете: "Не имеет отношения к делу".
Свидетель. Правильно, так и напишу.
Он смутился и ни на чем больше не настаивал.
(Из беседы автора со следователем во время допроса по делу А.Твердохлебова, июнь 1975 года.)

«Никто не должен принуждаться к даче показаний и объяснений против самого себя, членов своей семьи, близких родственников. Доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы»
(Статья 27 Конституции РБ)

Не волнуйтесь. Есть очень много трудных вопросов, для которых годится один простой ответ. Его надо произнести вежливо и не торопясь: "Запишите ваш вопрос в протокол, и я на него отвечу". Если следователь не записывает свой вопрос в протокол, вы не обязаны на него отвечать. Эти рассуждения мы условно обозначим как сито "П" (от первой буквы слова "протокол").
Сито "П" мешает следователю писать черновик протокола. Мешает, например, аннулировать задан-ный вопрос, если он после вашего ответа покажется следователю невыгодным. Это важно.
Скорее всего "трудным" для вас окажется вопрос, который касается лично вас. То есть в этом слу-чае вы перестаете быть свидетелем и становитесь подозреваемым или обвиняемым. Но по закону подозре-ваемый или обвиняемый не несет ответственности за дачу ложных показаний или за отказ или уклонение от показаний.
Статья 88 УПК говорит о том, что доказательствами по уголовному делу являются ЛЮБЫЕ фак-тические данные, полученные в предусмотренном законом порядке. Эти данные устанавливаются: показа-ниями свидетеля (потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, эксперта...), протоколами следственных и судебных действий, протоколами оперативно-розыскных мероприятий.
Таким образом, если на вопрос: «Вот эту брошюру передал вам N?» вы ответите: «С чего вы это взяли?» или «Вы что, с ума сошли?», и Ваш ответ будет зафиксирован в протоколе, то с точки зрения формальной логики, вы тем самым признаете факт передачи этой брошюры господином N, и вас только интересует, откуда следователь узнал об этом, или вообще отвлеченная проблема, не имеющая отноше-ния к делу - а не сошел ли следователь с ума. В этом случае вполне вероятна следующая формулировка в составленном следователем обвинительном заключении: «На допросе Х факт передачи ему брошюры гос-подином N не отрицал». Доказать об-
ратное вам будет довольно трудно.
Представьте: некто К. заявил, что отобранную у него книгу он взял у вас. Конечно, вы расстроены. Безотносительно к тому, вредна ли эта книга для правительства или нет. Для К. она определенно вредна, и для вас также. В этом случае вы скажете, что безусловно рады были бы ответить, чья это книга, но факти-чески не можете этого сделать, так как не беспристрастны. Вам, в сущности, нельзя верить как свидетелю, так как вы - заинтересованное лицо. Вы - подозреваемый в преступлении. Нет уж...
Выяснение истины, если это только возможно, должно происходить без вашего участия.
- А в чем вы заинтересованное лицо? - спросит, допустим, следователь.
- Я заинтересован доказать свою невиновность, - ответите, допустим, вы.
- Что же мешает вам ее доказать? - спросит он.
- Многое, - ответите вы. - Во-первых, отсутствие адвоката.
(В соответствии со ст.44 УПК гражданин имеет право на адвоката с момента фактического задержания или с момента вынесения в отношении гражданина уголовного дела, но на практике прошлых лет адвокат появляется, чаще всего, только с момента предъявления обвинения).
- Во-вторых, незнание законов.
- В-третьих, неизвестно, что именно надо доказывать. Существует мнение, что доказывать должно следствие.
К вопросу о ценности и достоверности показания.
Часть 2 статьи 16 УПК гласит: «Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Орган уго-ловного преследования не вправе перелагать обязанность доказывания на обвиняемого».
Казалось бы, что это не имеет к вам никакого отношения: вы ведь не только не обвиняемый, но даже не подозреваемый, а всего лишь свидетель. Однако, именно здесь таится тот «подводный камень», о котором неискушенный человек не подозревает.
Здесь особенно важное значение необходимо придать тому, касается ли вопрос следователя лично вас: не переводит ли следователь вас, свидетеля, в ранг обвиняемого. Не нацелен ли этот вопрос на то, чтобы перевести вас, свидетеля, в ранг хотя бы подозреваемого. Вот тут любые шутки в сторону. Лю-бые подобные попытки следователя следует пресекать самым решительным способом.
И хотя вы, как свидетель, несете ответственность за дачу заведомо ложных показаний (ст.401 УК РБ, ответственность - штраф, или исправительные работы на срок до двух лет, или арест на срок до шести месяцев, или ограничение свободы на срок до двух лет), или за отказ от дачи показаний (ст.402 УК РБ, ответственность - штраф, или исправительные работы на срок до двух лет, или арест на срок до шести месяцев), лучше остаться свидетелем. При этом следует иметь ввиду ч.2 ст.94 УПК, которая гово-рит, что «Не могут служить доказательством сведения, сообщаемые свидетелем, если он не может ука-зать источник своей осведомленности». Отсюда формула: «Не помню, кто мне сказал..., от кого я услы-шал, но что-то подобное, вроде, звучало, хотя я абсолютно в этом не уверен». Именно невозможность ука-зать источник информации должна быть отражена в протоколе. Настаивайте на этом.
Если следователь не унимается, полезно пройти с ним еще раз весь кусок, начиная со слов, что вы "рады были бы ответить на вопрос". Эти размышления назовем условно ситом "Л" - от слова "личное".
Надо отметить, что отказ от ответа на вопрос, который ставит лично вас в положение подозреваемо-го, нередко психологически труден, особенно в щекотливых ситуациях, когда его можно понять как тру-сость. Вы готовы были бы выручить, например, товарища, взяв какой-то "грех" на себя. Но можно ли счи-тать такую позицию правильной? Разумеется, нет. Гораздо лучше просто объяснить нелепость вашего по-ложения как свидетеля в этом деле. Ведь вы не можете им быть, коли вас подозревают в соучастии в пре-ступлении.
В случае, если вам не удалось удержаться в ранге свидетеля и вы поддались на провокации следо-вателя, ваш статус меняется, и вы становитесь подозреваемым. При этом меняются и весомость и по-следствия ваших показаний. Если свидетель «... обязан являться ... и правдиво сообщить все известное по делу» (ч.4 ñò.60 ÓÏÊ), то подозреваемый «... имеет право давать показания или отказаться от дачи показа-ний (ч.2 ст.41 УПК)».
Особое внимание обратим на исчезновение свидетельской обязательности (обязан явиться и дать правдивые показание) и появления права давать показания или отказаться от дачи показаний. Но лучше быть свидетелем «с последствиями», чем подозреваемым «без последствий». Дальнейшая судьба может различаться очень сильно.
Момент, когда вы превращаетесь из свидетеля в подозреваемого, определяет следователь, и только он. Вам будет чрезвычайно трудно каким-либо образом повлиять на это его решение в свою поль-зу, если ранее вы «пропустили выпад» и не отсеяли какие-то вопросы ситом «личное».

Вопрос, который не имеет отношения к делу,
или вопрос, который имеет "слишком близкое" отношение к делу (про сито "О")

Следователь. Отказываетесь ли вы сказать, что знаете автора письма?
Свидетель. Нет, не отказываюсь.
Следователь. Что вам мешает ответить на вопрос: "Кто автор письма?"
Свидетель. Мне мешает необходимость придержи-ваться рамок расследуемого дела.
(Из протокола допроса по делу
А. Твердохлебова, июнь 1975 года.)
Итак, если вы не уверены, что вопрос следователя по делу, у вас есть повод на него не отвечать. Но интересно, что такой же повод возникает, если вопрос наводящий, "слишком близкий" к делу, то есть под-сказывающий свидетелю ответ "да" или "нет". УПК прямо запрещает задавать наводящие вопросы. На-пример, нельзя спрашивать: "Давал ли вам Рабинович читать "Архипелаг ГУЛАГ"? Следует спросить: "Да-вал ли вам Рабинович какие-либо книги?" Предположим далее, что вы говорите, что вам непонятно, о ка-ком Рабиновиче идет речь, и хотелось бы увидеть его фотографию. В этом случае следователь не имеет права показать вам одну фотографию (это было бы наводящим вопросом). Он должен показать сразу не-сколько фото, чтобы вы сами узнали Рабиновича на одном из них. Подобную просьбу не так легко выпол-нить. Тем более что вся процедура опознания должна совершаться в присутствии понятых и оформляться протоколом.

Система "ПЛОД"

Если правду прокричать вам мешает кашель,
Не забудьте отхлебнуть этих чудных капель.
(Из песни Булата Окуджавы)

Теперь попробуйте восстановить в памяти прочитанное на предыдущих страницах. Итак, все вопросы просеиваются через 4 сита системы "ПЛОД". Запомнить слово нетрудно: плод вашего воображения (с дерева добра и зла) и вместе с тем запретный плод, который сладок.
Первое сито "П" означает требование внести вопросы в протокол, затем сито "Л" - вы размышляете, не ставит ли заданный вопрос вас лично в положение подозреваемого в соучастии в преступлении. Да-лее сито "О" - отношение к делу, но не "слишком близкое". И наконец сито "Д" - допустимость ответа с точки зрения ваших представлений о морали.
Очевидно, система "ПЛОД" заставит вас не торопиться и думать. Начнете думать - возникнет интерес и сам собой исчезнет страх. Все четыре сита призваны избавить вас от вероятных неприятностей.
Но если три первых принципа должны препятствовать появлению в протоколе какой-то информации, то, в противоположность этому, четвертый принцип позволяет вам добиться внесения в протокол того, что вы считаете необходимым, например какие-то непротокольные слова или поступки следователя.
Часть 4 ст.218 УПК РБ позволяет после свидетелю после свободного рассказа собственноручно за-писать свои показания. От этого права ни в коем случае не следует отказываться.
И повторим еще раз: помимо требования заносить каждый вопрос следователя в протокол, целесообразно сделать попытку потребовать дать возможность вносить свои ответы в протокол собственноручно.

Как спокойно отвечать на простой вопрос?

Чтобы убедить следователя в нелепости вопроса, я спросил его "А когда вас заинтересовала проблема прав человека?"
Ответ заставил меня подпрыгнуть на стуле - оказывается, что его это никогда не интересовало.
(Из рассказов о допросе.)
Из легких вопросов следователь сооружает как бы большую колыбель. Слегка укачивая вас в ней, он терпеливо и бережно высиживает свой важный вопрос. Надо хорошенько убаюкать ваше внимание. Зорким часовым стоит он над душой и легонько подталкивает, не давая понять куда. Возникает довольно бодрый темп допроса. И вдруг - вопрос трудный. Вы смутились (обнажились), а следователь и рад. Он откровенно изучает ваше смущение, напоминает об ответственности за дачу ложных показаний, не дает сосредоточиться.
Что же, спрашивается, делать? А ничего особенного. Просто не надо торопиться. Ничто не мешает легкий вопрос обдумывать так же, как и трудный. Не торопитесь нарочито, с самого начала. Если следователь ускорит темп, то в протоколе при ответе на очередной вопрос можно кое-что дописывать. Например, "обвиняемый не давал мне никакой антисоветской литературы. Но я просил бы следователя не ходить во-круг, не пугать, не курить в лицо, не повышать голос, не торопить с ответом - словом, не оказывать на меня давления".
- На вас никто не оказывает давления.
- А я не говорю "оказывает", я лишь прошу "не оказывать".
Если следователь не унимается и кричит, вы говорите: "Вот видите - кричите. Это и есть "оказывать давление". У меня уже рука дрожит". (Покажите ему, как она дрожит.) Только не грубите. Самое большее, чего вы можете требовать, - это "интеллигентного поведения". Мы ведь все интеллигенты? Если он сильно бранится - успокойте, скажите: не надо, дескать, зачем ссориться. Попросите что-нибудь рассказать о себе. Он расскажет и успокоится.
- А если не успокоится? - спросит читатель.
Что ж, тогда не знаю. Нельзя же все знать. Но есть ли смысл продолжать разговор в такой обстановке?

Еще раз о том, что такое нравственная допустимость,
или как отвечать на очень простой вопрос (сито "Д")

Свидетель. Действительно, обвиняемый играл на пианино. Но я просил бы вас не писать об этом в протоколе.
Следователь. Почему?
Свидетель. Непонятно? Андрей - мой друг, а вы - враг. Андрей выйдет из тюрьмы. Он спросит меня: "Зачем ты сказал про пианино?", - а я что отвечу?
(Из беседы со следователем во время допроса
по делу А.Твердохлебова, июнь 1975 года)
Допрос ведется по конкретному делу: распространение клеветы на советский общественный строй (не критики, а клеветы).
- Что вам известно об этом? - спрашивает, допустим, следователь.
- Ничего.
- Вы хотя бы верите в сам факт клеветы?
- Нет, безусловно.
Вы не верите и в то же время опасаетесь кому-либо повредить своими показаниями. Вы и не хотите, чтобы кого-нибудь обыскали и допросили "на всякий случай". Так напишите об этом честно и откровенно. Это будет хорошим ответом на заданный вопрос. Напишите, не дожидаясь, пока следователь заговорит конкретнее:
- А знакомы ли вы с тем-то и с тем-то? Когда познакомились? Кто с вами ехал в трамвае или ходил в гастроном?
Нет. Никто не призывает вас к скрытности. Конспирация - это не для вас, а для них. И пожалуй-ста, не бойтесь! Не бойтесь "неосторожных" разговоров по телефону. Не бойтесь небольших личных не-приятностей. Зато бойтесь признаваться следователю, что в гостях вы пили шампанское. Чего доброго, о ваших знакомых напишут фельетон, где шампанское благодаря вам потечет рекой.
Мелочами мы обычно называем ту ерунду, о которой нас, как нам кажется, ни при каких обстоя-тельствах не спросят. Но если вопрос возникает, может быть, мелочь перестает быть мелочью? «Вы были в Литве?» - «Да». - «С какой целью?» Видите, не мелочь. Обидно. Вопрос мог застрять в любом из наших сит, но он был слишком простым, и вы легко сказали «да». Кажется, ничего особенного. Скрывать, что вы ехали в трамвае или ходили в гастроном?.. Зачем? А с другой стороны, надо ли об этом сообщать? Если непонятна цель вопроса, - надо ли спешить?
Невинное признание, что вы одалживали у подсудимого зонтик, может быть передано ему в столь оригинальной форме, что человек, просидевший почти год в тюрьме, наконец "поймет": "им все известно".
По всей видимости, труден не тот вопрос, на который отвечать неудобно или страшно, а именно
тот, самый простой, вопрос, на который отвечаешь не подумав.

«Не замечали ли вы в поведении обвиняемого К. Каких-либо странностей?»
(сито «Д»)
Вопрос, по меньшей мере, неприличный. Странности бывают у многих... К. Никогда не был сумасшедшим. Главное – он невиновен (вы, по крайней мере, в этом уверены). А какое наказание для него выгоднее – спецпсихлечебница или тюрьма – откуда вам знать?
Можно ответить, например, так: «Не понимаю и прошу разъяснить смысл вопроса. Есть вещи, о которых принято говорить только с врачом, а следователь ведь не врач». После объяснений следователя, которые, вероятно, окажутся тем же вопросом, только более подробным, хорошо бы написать то, что написано выше: «Странности бывают у многих...»
Впрочем, есть достаточное число нужных, но не вполне приличных вопросов. Очевидно, что всякий раз приходится придумывать такой ответ, который отбивал бы охоту задавать подобные вопросы.

Опять трудный вопрос. Рассмотрим ряд примеров. ( Сито "Л")

Свидетель. Да, я подтверждаю свою подпись под требованием о повсеместном запрещении пыток.
Следователь. При каких обстоятельствах вы подписали этот документ?
Свидетель. Обстоятельств не помню.
Следователь. Почему же тогда вы подтверждаете свою подпись?
Свидетель. Потому что документ не вызывает возражений. Я готов его подписать хоть сейчас.
(Из рассказов о допросе.)
Вопрос: "Перепечатывали ли вы сами или просили кого-нибудь перепечатать книгу "Архипелаг ГУЛАГ"?"
Предположим, вы действительно перепечатывали книгу. Говорить об этом не хотите, но и врать не обязательно. Сейчас вы даете показания по делу К., поэтому отвечаете: "Я не помню случая, чтобы когда-нибудь я просил К. перепечатать эту книгу, и мне неизвестно, чтобы К. когда-либо просил об этом меня". (Хотя вы полагаете, допустим, что перепечатка книги Солженицына не преступление, а высокая честь.)
Вопрос: "Кто является автором такой-то рукописи, найденной у вас при обыске? Давали ли вы ее читать кому-либо?"
Ответ: "Мне не известно ничего, что позволило бы считать автором рукописи К. Я не помню, чтобы давал ее читать К. или обсуждал с ним свое, его или чье-либо авторство".
Вопрос: "Что мешает вам ответить, кто автор рукописи?"
Ответ: "Мешает сознание того, что рукопись не содержит клеветы".
Вопрос: "Вы отказываетесь считать себя автором этой рукописи?"
Ответ: "Нет. Ни то, ни другое. Ни от каких своих заявлений, статей, писем, книг или рукописей я не отказываюсь. Но если вам необходимо установить мое авторство, чтобы потом меня противозаконно обвинить, то я не желаю сотрудничать с вами. Вам надо - вы и доказывайте.
Я не намерен облегчать вам работу, поскольку не считаю следствие законным".

О том, как убедить следователя в необходимости
правильно вносить ваши ответы в протокол (сито "П")

Следователь. Не припомните ли вы?..
Свидетель. Не припомню.
Следователь. Но вы же не знаете, о чем я спрошу.
Свидетель. Неважно, я обязан говорить правду.
Несколько раз во время допроса следователь дает понять, как важно в протоколе каждое написанное слово. В конце он обязательно попросит написать, и обязательно собственноручно, что вы сами все прочли и ни добавлений, ни замечаний не имеете. Если вы, например, не русский, он самым вежливым образом ос-ведомится, нет ли нужды в переводчике, достаточно ли хорошо вы владеете русским языком. Но если вы, допустим, бельгиец, работаете в Москве переводчиком и знаете русский язык, то это еще не означает, что ваших знаний достаточно, чтобы давать показания. Итак, подчеркивая важность каждого написанного в протоколе слова, он рассчитывает, что вы будете полагаться на его знания и опыт и не станете в протоколе писать "что не положено". Но в принципе он осторожен, он не уверен, что вы будете полагаться только на его знания и опыт. Это напоминает ситуацию в магазине.
Следователь нередко бережет протокол от свидетеля, как недобросовестный продавец - жалобную книгу от покупателя. В этом случае надо настаивать на том, чтобы самому заносить свои показания в про-токол, что довольно сложно.
Выше мы уже говорили об этом. Но повторим еще раз: наше новое законодательство предусмат-ривает занесения показаний в протокол собственноручно, и хотя шансы на это невелики, все же попы-таться настоять на этом нужно.
И вот, пока следователь "улучшает" ваш ответ, вы, не вступая в конфликт, обдумываете, что делать.
Он удовлетворен своей работой и задает следующий вопрос. Ну что ж, можно ответить, скажем, так: «Отказываюсь отвечать, поскольку не уверен, что мой ответ будет записан в протокол правиль-но, как это уже случилось с ответом на предыдущий (предположим) вопрос».
Если следователь "редактирует" и этот ответ, то аргументация возрастает. Далее свидетель говорит: «Отказываюсь отвечать, поскольку имею основания думать, что мой ответ не будет записан в протокол правильно, как это уже случилось с ответами на второй, третий и т.д. вопросы».
В конце концов следователь сдается и пишет: «Намерены ли вы вообще отвечать на поставленные вопросы?» - «Я намерен отвечать по существу на любые вопросы, как только отпадут обоснованные сомне-ния в том, что вы намерены точно заносить в протокол мой ответ на второй вопрос. Считаю уместным по-вторить мой ответ на этот вопрос. Фальсифицированный протокол подписывать не желаю, о чем намерен сделать заявление. И т.д.»
Далее в протокол пишется заявление. А на следующий день скорее всего следователь будет акку-ратно заносить в протокол все ответы свидетеля.

Все-таки вы боитесь... и зря.

Ученый сверстник Галилея
Был Галилея не глупее.
Он знал, что вертится Земля,
но у него была семья...
(Чьи-то стихи.)
Каждое напоминание следователя об ответственности за отказ от показаний неприятно пугает. Пу-гают и сам вызов к следователю, и обстановка, а более всего - будущее. Хорошо, что оно пока в ваших ру-ках, если, конечно, вы еще держите себя в руках.
Помните: во-первых, отказ отвечать на какой-либо вопрос вполне допустим, так как это не отказ да-вать показания вообще. Хотя и то, и другое необходимо уметь объяснить в протоколе. Во-вторых, можно попросить у следователя УК РСФСР и прочитать статью 182, где написано, что "отказ или уклонение сви-детеля... от дачи показаний... наказывается исправительными работами на срок до шести месяцев, или штрафом до пятидесяти рублей, или общественным порицанием". (Термин «исправительные работы» не-сведущему человеку напоминает «исправительный лагерь». На самом деле это всего лишь вычитание из вашей зарплаты 20% в течение шести месяцев). (Ст.402 УК РБ определяет, как указывалось ранее, иную меру ответственности за отказ свидетеля от дачи показаний).
А с другой стороны, вам совсем не стыдно испугаться, особенно если следователь заведомо знает, какое решение вынесет суд. Только вы должны чистосердечно признаться в протоколе и в растерянности, и в испуге. Следователь, кажется, напомнил вам о подписке, о вашей обязанности говорить правду. Скажите ему о том же. Не беда, если и он испугается. Впрочем, чего бы ему пугаться?

Тем временем вас приглашают на очную ставку с обвиняемым К.

Слова обвиняемого я все равно не в силах ни подтвер-дить, ни опровергнуть: суда еще не было, а человек уже в тюрьме, его вина - миф, его право на защиту ничтожно настолько, что мы все вынуждены снис-ходительно наблюдать, как он, спасая себя, клевещет на других.
(Мнение свидетеля по конкретному поводу.)
К сожалению, память у К. оказалась "лучше", чем у вас. А что вы думаете? Наверное, если бы К. напрягся и ничего не вспомнил, он, наверное, настолько подорвал бы свое здоровье, что его признали бы психом. Пока чистосердечное признание остается важным источником обвинения, и та, и другая сторона будут охотно идти навстречу друг другу в поисках общего языка и обоюдной выгоды.
Зачем нужна очная ставка?
Уж не затем ли, что арестован только К., а вы пока на свободе? Очная ставка производится между двумя лицами, показания которых противоречивы. Они и должны быть противоречивы: один - в тюрьме, другой - на воле. Кто же из них прав? Следователь уже давно знает, "кто прав". Ему хочется только "дока-зать это получше". Задача непроста и требует тщательной подготовки. В какой-то момент следователь на-поминает прокурора, судью или, пожалуй, даже адвоката. Сейчас он будет давить на психику "бестолково-го свидетеля", чтобы сделать его еще более бестолковым.
Вот следователь задает свой вопрос, недовольный и длинный. По "краям" вопрос кажется конкрет-ным. Особенно в самом начале. Но в середине - сплошное унижение свидетеля. А конец? Он так лаконичен и тверд, что все вместе заставляет свидетеля съежиться, забыть начало и лишь поступать, "как лучше". Для большего эффекта следователь повторяет конец: "Так как же быть?", "Так как же мне вас понимать?". Сви-детель похож на отбивную. Сейчас его на сковородку - и съедят. Однако обходится без сковородки - съели сырым. Проходит время, и странно: на суде все повторяется. Опять делают отбивную. Опять, кажется, ско-вородка. Ах, бедный свидетель. То, что написал следователь, он подписывал, оказывается, не читая.
Нет, с вами такого не произойдет. Хотя вы боитесь. Хотя вы боитесь?
По законодательству РБ обвиняемый не несет ответственности за ложные показания и за отказ от дачи показаний. Это обстоятельство обязательно нужно иметь ввиду, если вы участвуете в очной ставке с обвиняемым. Он может говорить неправду, но это не должно выбивать вас из колеи, вы не долж-ны впадать в панику или негодование: только сохраняя спокойствие вы сможете не наговорить лишнего.
Кстати, на очной ставке вы тоже имеете право задавать вопросы. Не беспокойтесь, что К. со-чтет их наивными. Постарайтесь по возможности обдумать их заранее и написать собственноручно в про-токоле. Следователь захочет помешать. Если он имеет право мешать, то вы тем более имеете право не под-писывать протокол. А в замечаниях, указывая причину отказа, вы можете написать свои вопросы. Очень хорошо, если их прочтет К.

У следствия есть цель и средства для достижения той цели.
Главная цель - «приструнить», чтобы другим было неповадно, то есть «перевоспитать».
Каковы цели, таковы и средства. Их много, очень. Но, по существу, они устремлены лишь на то, чтобы всякий свидетель ощущал себя одновременно и обвиняемым, со всеми вытекающими отсюда по-следствиями. Ведь только тогда из него, напуганного и послушного, можно лепить что угодно и как угодно. «Имейте в виду, - говорит следователь, - ваш товарищ оказался в тюрьме из-за вас». Так следователь карау-лит обычное человеческое желание помочь другому и взять какой-то грех на себя. Стоит только «клюнуть» на удочку, как потом одни показания будут плодить другие, пока все тайно подслушанное и подсказанное не обретет благообразный вид юридического документа. И тот, кому достанется больше всех, станет уте-шать себя мыслями о спасенных друзьях и близких. Интересно, спасенных ценою правды или лжи?

Жену обвиняемого К. приглашают на роль свидетеля

Она ничего не знает и потому многое может ска-зать.
(Ближневосточная мудрость)

- Имейте в виду, ваш муж совершил серьезное пре-ступление.
- Значит, я должна с ним развестись?
- Нет-нет. Мы не разрушаем семьи... Вы неправильно поняли...
...Она, наверное, откажется давать показания. Или она будет "благоразумна"? Нет, оснований для ее отказа слишком много. Если бы ее привлекли к ответственности за отказ от дачи показаний, сакраменталь-ная цель следствия не была бы достигнута вообще.
По законодательству РБ жена может отказаться от дачи показаний против мужа и не несет от-ветственности за укрывательство и недонесение о преступлении.
Законодательство РБ не наделяет свидетеля правом требовать пересмотра дела.

В чистом поле закона

Следователь. Какова цель записей, которые вы вели на допросе?
Свидетель. Я не уверен, что ваш вопрос имеет от-ношение к делу.
Следователь. Но вы подтверждаете, что на допросе делали записи и пришли с готовыми записями?
Свидетель. Нет, не подтверждаю.
Здесь возникла пауза, в течение которой мы с любо-пытством глядели друг на друга. Затем он начал го-ворить чепуху, мне стало жалко его, и я чистосер-дечно признался: "Не подтверждаю, поскольку это не соответствует моим интересам".
(Конец протокола второго
допроса по делу А. Твердохлебова.)
По всем сферам нашего бытия демократия рассыпалась неравномерно. Есть места, где ее почти нет, а есть места, где ее много (сравнительно много). Как на странно, из всех видов общения простого смертно-го с власть имущими, где бы то ни было: на профсоюзном собрании, в суде, в обычном учреждении, в про-куратуре и т.п. – максимальная справедливость будет только в одном случае: на допросе в качестве свиде-теля по уголовному делу.
Так уж получилось. Если проанализировать основные события за последние четверть века, нетруд-но найти причину, но, к сожалению, у нас нет времени анализировать, поэтому сделаем к заявленному фак-ту лишь огорчительное добавление – наш маленький островок относительной справедливости (т.е. процес-суальное право) систематически испытывает давление со стороны всего остального архипелага.
Причем, заметную роль здесь играют некоторые представители правозащитного движения. Отстаи-вая справедливость, они довольно часто игнорируют допрос как законную процедуру и в итоге, способст-вуют подавлению той малой доли демократии, которая уже имеется. Происходит это незаметно. Начнем с того, что никому не хочется читать уголовно-процессуальный кодекс и думать о допросе. Ведь думать о допросе – это думать о неприятном. А зачем думать о неприятном, когда можно вовсе не ходить? Вы хоти-те избежать допроса? Но бессмысленно стремление избежать того, что неотвратимо. Хуже всего на допросе почему-то тем, кто хочет его избежать.
С другой стороны, следователь такой же патриот своего дела, как, например, продавец в гастроно-ме. С той лишь разницей, что следователь еще меньше, чем продавец гастронома, обидится, если вы к нему не придете. Возникшее свободное время следователь проведет с пользой для себя, а начальству скажет, что пока с вами продолжают нянчиться, толку никакого не будет... Таким образом, отказываясь от показаний без особой нужды или трусости, вы делаете хуже себе и другим. Вы пренебрегаете законом, насколько мо-жете. Тем самым вы способствуете пренебрежению законом со стороны тех, кто может гораздо больше.
Обращаем внимание читателя на то, что эта брошюра писалась автором еще в советские време-на. Другие времена, другие нравы...

Отчего все-таки не позволить себе небольшую хитрость?
Вы вовсе не обязаны обсуждать со следователем текст своего ответа перед тем, как занести его в протокол, но можете это сделать, если желаете, например, узнать, что его меньше всего устраивает. Ко-нечно, следователи попадаются разные, в том числе хитрые и очень хитрые... Но требования, предъявляе-мые ими к протоколу, всегда более или менее стандартные. И тут целиком можно положиться на восточ-ную пословицу: "Выслушай жену и сделай наоборот".
Но и этого мало. Вы, читатель, к сожалению, дилетант. А между тем, говорят, что одни лишь знания позволяют нам легко прочитывать намерения следователя – в следах тех мелких нарушений, тех «ошибо-чек», которыми он тихо едет к своей цели. Не беда – мы постараемся восполнить этот важный пробел.

О чем говорит закон?
Известна пословица – «Закон, что дышло...»
По-видимому, она относится не к самому закону, а к его толкованиям. Сколько раз приходилось на-блюдать, как даже самые заядлые скептики верят в закон слепо и послушно. Представьте себе такое.
Два писателя, Х и М, не были соавторами, и поэтому обвинялись в написании каждый своего про-изведения. Так как они были знакомы, М предстояло выступить в суде над Х. Будучи арестованным, М, ес-тественно, сходить в библиотеку и прочесть в Кодексе, сколько ему полагается за отказ от дачи показаний. Он не нашел ничего лучшего, как спросить об этом у судьи, Судья, подумав, ответил: «Семь лет». «Неуже-ли так много?» - удивился М. «Семь лет» - повторил судья.
И любопытно: судья был прав «по-своему». Потому что М не пришло в голову попросить прочесть соответствующую статью закона. Судья имел, очевидно, в виду, что отказ от показаний повлечет за собой обвинение не по статье 182 (402 РБ) - отказ от показаний, а как соучастника - по статье 70 УК РСФСР - ан-тисоветская агитация. (Подробно об отказе от показаний я расскажу позднее.)
Закон устроен так, что кое-что он утверждает прямо и конкретно, а кое-что из него вроде бы не-охотно вытекает «по логике вещей». Иногда даже удается понять, почему. Но перейдем, пожалуй, лучше непосредственно к закону.
Уголовный кодекс (УК) и Уголовно-процессуальный кодекс (УПК) РСФСР нетрудно получить во всякой библиотеке. Хорошо бы сразу взять и «Комментарий» к этим кодексам (в них входят и сами кодек-сы). Там можно прочитать то, что вас интересует. Кстати, эти книги неплохо иметь дома. И совсем неплохо их взять с собой на допрос.
О том, как вызывают свидетеля, говорится в статье 155 УПК (216 УПК РБ): свидетель вызывается к следователю повесткой, которая вручается под расписку...(*) В повестке должно быть указано: кто вызыва-ется..., куда и к кому, день и час явки, а также последствия неявки. Статья не требует указывать в повестке дело, по которому вызван свидетель (наверное, кому-то это выгодно). Впрочем, об этом расскажет следова-тель в самом начале.
(*)Ст.216 УПК РБ разрешает вручение повестки свидетелю - в случае его временного отсутствия - кому-либо из совершеннолетних членов его семьи или жилищно-эксплуатационной организации, админист-рации по месту работы свидетеля. Согласно этой статье свидетель может быть вызван также «с ис-пользованием и других средств связи». К примеру – азбукой Морзе. Она ведь тоже «средство связи». Но мы вовсе не обязаны знать ее, не так ли? И семафорную морскую азбуку тоже …
Статья 158 УПК (217 УПК РБ) определяет порядок допроса свидетеля, обязанного правдиво отве-чать на вопросы (по делу) только с момента подписания предупреждения об ответственности за отказ и ук-лонение от дачи показаний - ст.182 УК (402 УК РБ) и за дачу заведомо ложных показаний - ст.181 УК (401 УК РБ).
К сожалению, житейские представления о допросе часто и во многом основаны на ложной аналогии с беседой в парткоме или скандалом в райисполкоме. В действительности все выглядит абсолютно иначе: не так важно то, что свидетель скажет, как то, что напишет, или, вернее, подпишет. Согласно статье 158 УПК (217 УПК РБ) допрос начинается «предложением свидетелю рассказать все ему известное об об-стоятельствах дела, в связи с которым он вызван на допрос». Только после этого следователь задает вопро-сы. Если порядок нарушен, свидетель вправе отказаться от допроса на основании ст.13 и 14 УПК (8 УПК РБ), но об этом после.
Рамки задаваемых вопросов очерчены не одинаково. С одной стороны, следователь не имеет права спрашивать о том, что не относится к делу (это вытекает из смысла ст.74 УПК (217 УПК РБ), с другой сто-роны, он не должен задавать наводящих вопросов - так прямо утверждает ст.158 УПК (217 УПК РБ).
Вообще, он обязан обосновывать законом каждый свой шаг, стоит только этого потребовать. Сле-дователь обычно с самого начала хочет писать протокол сам. Вам надо ему напомнить о своем праве не подписывать его текст (согласно ст.142 УПК). И еще нужно потребовать, чтобы он понятно объяснил, что, собственно, расследуется, хотя об этой его обязанности в кодексе не написано достаточно четко. Следова-тель может даже не называть фамилии обвиняемого, если, допустим, она еще неизвестна следствию (про-фессиональные тайны следствия охраняет статья 184 УК (407 УК РБ)). Но, в свою очередь, свидетель не обязан уразуметь все с полуслова. Ведь в статье 73 УПК (60 УПК РБ) (обязанности свидетеля) и в статье 74 УПК (94 УПК РБ) (показания свидетеля) речь идет о показаниях свидетеля только по делу.
Статья 73 УПК (60 УПК РБ): «Свидетель обязан ... правдиво сообщить все известное по делу и от-ветить на поставленные вопросы».
Статья 74 УПК (94 УПК РБ): «Свидетель может быть допрошен о любых относящихся к делу об-стоятельствах, в том числе о личности подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и своих взаимоотно-шениях с ними и другими свидетелями. Не могут служить доказательством фактические данные, сообщае-мые свидетелем, если он не может указать источник своей осведомленности».
Не надо забывать, что тот, кто вынужден свидетельствовать против самого себя - вовсе не сви-детель! (Вспомним сито «Л»). Перед допросом свидетелю сообщают о его правах и обязанностях - ст.73
УПК (60 УПК РБ).
Однако, письменные показания ведь могут быть полнее устных или даже абсолютно от них отличаться. Понятно, что следователь, предоставляя вам протокол, хотел бы знать наперед, что вы там на-пишете. Навстречу его желаниям и идет статья 160 УПК (218 УПК РБ), сформулированная поэтому столь странным образом. А вы хотите, чтобы он не мешал писать. Он ссылается на статью 160 (218 УПК РБ). Вы - здравый смысл всего лишь (!). Кто же окажется прав? Вы. (Помните про сито «П»?).
Тем более, что при допросе свидетеля (как и при допросе обвиняемого) недопустимы «приемы», основанные на физическом принуждении, угрозах, ложных утверждениях и обещаниях (см. Комментарий УПК, п. 13 к статье 158). И, кстати, недопустимо отвечать, если на тебя кричат, точно так же, как и врать, если тебя запугивают. В таких случаях свидетелю лучше, излагая мотивы, на основании ст.13 и 14 УК (8 УК РБ), либо требовать допроса в присутствии прокурора, либо просто отказаться от показаний, либо отка-заться подписывать протокол. Последнее возможно, например, и тогда, когда протокол записан со слов свидетеля неверно, и тогда, когда протокол содержит ошибки, неточности.
Статья 142 УПК предоставляет свидетелю возможность написать о причинах отказа от подписи. (Но возможность - не обязанность).
В УПК РБ в явном виде возможность отказа от подписания протокола не предусмотрена; она про-возглашена как право свидетеля удостоверить своей подписью правильность записи данных им показаний. Но, опять-таки, право - это не обязанность. Свидетель вправе не удостоверять своей подписью правиль-ность записи его показаний, если он обнаружил в этих записях неточности и искажения.
В конце допроса свидетель, прочитывая весь протокол полностью, пишет замечания и добавления - статья 160 УПК (218 УПК РБ), если они есть. Аналогичное право предусмотрено при использовании зву-козаписи на допросе - см. Статью 141 УПК (219 УПК РБ) и п. 10 Комментария к нему. Применять ли зву-козапись на допросе, решает следователь. Согласия допрашиваемого не требуется. Он только должен быть уведомлен об этом заранее, причем до начала допроса. Не разрешается вести звукозапись выборочно. И она не заменяет протокол, а служит лишь дополнением к нему. Очень важно, что свидетель имеет право хо-датайствовать о применении звукозаписи, и следователь, отказывая в этом ходатайстве, вынужден ука-зать мотивы отказа.
Порядок допроса на очной ставке определен статьей 163 УПК (222 УПК РБ). Тут есть небольшие добавления к уже упомянутым требованиям протокола. Главное здесь то, что вопросы имеют право зада-вать друг другу оба участника очной ставки.
Согласно статьи 184 УПК свидетель несет ответственность за разглашение данных предварительно-го следствия без разрешения следователя или прокурора (до шести месяцев исправительных работ, т.е. вы-чета 20% из зарплаты). Хотя закон и не предусматривает ответственности за отказ от такой подписки, нико-гда не бывает лишним выяснить, что же все-таки нельзя рассказывать.
Статья 407 УК РБ предусматривает наказание в виде штрафа или ареста на срок до шести меся-цев.
Незаконна, разумеется, всякая подписка о неразглашении сведений, полученных в результате не-протокольной беседы, подписка, запрещающая сообщать о фактах вызова в КГБ или куда-нибудь еще. Вся-кие обязательства, которые ограничивают правоспособность, -- недействительны - ст. 12 и 41 Гражданского кодекса РСФСР (ст.21 ГК РБ).
Итак, знание законов, безусловно, полезно. Не надо лишь преувеличивать эту пользу. Не так уж плохо быть дилетантом и чего-то не знать. Главное - понимать ситуацию не в силу определенного закона, а в силу собственных представлений о законе. Если ваши требования или претензии не имеют необходи-мых ссылок на статьи кодекса, это вовсе не мешает добиваться справедливости, апеллируя исклю-чительно к здравому смыслу.

Опять он хитрит

Свидетель. Свои вопросы вы записываете в прото-кол. Почему мои вопросы вы не записываете в прото-кол?
Следователь. Что вы хотите конкретно?
Свидетель. Вы сказали, что сочувствуете обвиняе-мому. Поэтому я спросил: "Не мешает ли вам как следователю тот факт, что вы сочувствуете обви-няемому?". Вы почему-то не ответили.
(Из рассказов о допросе.)
Максимальная ответственность за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний - различна. Одно дело - вычеты 20% зарплаты в течение полугода (за первое) и совсем другое - лишение сво-боды до трех лет (за второе). Обратите внимание, что следователь, предупреждая вас об ответственности по ст. 181 и 182 УК (401 и 402 УК РБ), как будто не замечает разницы между этими статьями. Кроме того, го-воря о ложных показаниях, он упустил слово «Заведомо», а ведь ложь бывает и не заведомая: от невни-мательности, рассеянности, забывчивости. Почему же он, опытный, упустил столь важное слово?
...Свидетель должен подписать каждую страницу протокола; следователь, получая его подпись на какой-нибудь странице, эту страницу прячет и больше не показывает. Следователь не пишет на первой странице название дела, но оставляет для него пустую строчку. Почему он так поступает? Вам нетрудно понять его конечную цель - она незамысловата. А если вы его ловите с поличным, свое мнение вы вправе записать в протоколе, поскольку обязаны говорить правду. К сожалению, только один из вас дал в этом подписку. Однако следует быть осмотрительным и тактичным. И нет таких рецептов, коих надо придержи-ваться слепо. "Вы ведете себя абсолютно не в соответствии с собственными рецептами", - скажет мне сле-дователь (когда-нибудь). "Наверное, "ловит", - подумаю я и скажу: "А почему вы уверены, что я автор этих рецептов?" - Так скажу я, пусть даже я автор этих рецептов. И это не будет ложью.
Вообще, если говорить очень и очень серьезно, ложь - это прожорливый паразит на болезненном теле правды.
Ложь всегда поедает правду. Вот оттого, наверное, правда иногда так плохо выглядит.

Надо ли отказываться от показаний?

- Я был возмущен попыткой обмануть меня, поэтому чистосердечно признался, что презираю и его самого, и его дело.
Он спросил: "Означает ли это отказ от показаний?"
Я ответил: "Нет". Но, к сожалению, потом он убе-дил меня отказаться от показаний.
(Из рассказов о допросе.)
Известно, что санкции за отказ от показаний незначительны, но когда этим станут злоупотреблять, наказание может быть легко пересмотрено и окажется в конце концов более суровым. Ясно, таким образом, что злоупотреблять отказом от показаний не надо. С другой стороны, если, отказываясь от дачи показаний, вы становитесь, с точки зрения следователя, "укрывателем преступления" и он угрожает вам, допустим, се-мью годами (двумя годами по ст.405 УК РБ), то вы вправе не давать показания (разумеется, сито "Л"). Вы всегда имеете право отказаться от дачи показаний, если вам угрожают чем-либо кроме санкции по ст. 182 УК (сито "Д").
В соответствии со ст.188 УК РБ ответственность за клевету наступает только в случае, если человек знает, что распространяет заведомо ложные сведения. Например, «клевета на президента» может быть только тогда, когда человек знает, что говорит ложь. Если же он уверен, что говорит правду, то ответственность не должна наступать. Однако, в наших условиях ...
Есть мнение, что отказы от показаний, особенно недостаточно мотивированные, вполне устраивают следователя. Наверное, так ему легче склонить на крутые меры высокое (вполне умеренное) начальство, слишком занятое «мирным существованием».
Как вещь нехитрая, отказ от показаний имеет достаточное число горячих поклонников: "Что с ними, со сволочами, разговаривать?" А ведь то же самое может сказать следователь своему коллеге.
...Нет, заранее отказываться от показаний, пожалуй, глупо и в известном смысле - аморально. По существу это означает отвергать закон. Человек, отвергающий закон, не способен защитить себя законом, и в этом смысле он солидаризируется со своими врагами. Закон необходимо отстаивать. По-всякому, но за-конно. Отказываться от этого нельзя. (Кроме того, следует обратить внимание также и на то, что ваши по-казания обязательно прочтет обвиняемый. Для него, сидящего в тюрьме, ваши слова - добрая весть с воли.)

А если это не допрос, а беседа?

Милиционер, сказавший: "Прошу вас, пройдемте", был настойчиво вежлив. Я объяснил, что просьбу его выполнить отказываюсь, а требованию подчиняюсь. А уж потом моя готовность ответить на любой во-прос сразу и письменно настолько всех смутила, что
никто не понимал, куда меня следует деть.
(Из рассказов о задержании в
98 отд. милиции г. Москвы.)
Про беседу ничего в законе не сказано. Воля ваша, не хотите - не беседуйте. Впрочем, обстоятель-ства иногда вынуждают. И кто знает, наверное, они вынуждают и нашего собеседника. Как ни странно, по-ложение у вас обоих иногда бывает почти одинаково. Если он, допустим, упрекает вас в неоткровенности, вы вправе в неоткровенности упрекнуть его. Конечно, вы преспокойно беседовали бы "на равных", но бои-тесь неизвестных вам последствий. А каковы последствия? Где это узнать? Если иметь в виду эти невиди-мые последствия, то любую неформальную беседу лучше сделать формальной с помощью заявления или письма. Во всяком случае, в качестве ответа на любой вопрос уместно дать обдуманное письменное объяс-нение. Таким образом, вы пишете, во-первых, о тех предложениях или разъяснениях, которые вам сделаны (о том, как вы их поняли и от кого они исходили), во-вторых, о вашей реакции на эти предложения или разъяснения.
Ниже приведены без комментариев два примера заявлений. Каждое из них в прошлом было связано с каким-то конкретным событием.

Первое заявление

Объяснительная записка
Такому-то от такого-то
(строго конфиденциально, как вы сами просили)

Уважаемый Любим Иванович!
Из беседы с вами 17 октября я понял, что вы определенно имеете информацию о моей виновности, непонятно только в чем. Действительно, некоторое время я занимался по системе йогов для улучшения здоровья. Не стану отрицать, что ходил в гости, но не более чем к своим друзьям и знакомым, а потому не вижу в этом ничего предосудительного.
Любим Иванович! Нетрудно догадаться, что, расследуя какое-то непонятное мне преступление, вы выступаете не как представитель закона, а лишь в личном качестве, присваивая несвойственные вам функции. Я не очень разбираюсь в законах, простите, но, по-видимому, ваши действия подпадают под ст. 200 УК РСФСР "Самоуправство" и еще ст. 171 УК РСФСР "Превышение власти или служебных полномочий". Это, вероятно, все, что я хотел объяснить, Любим Иванович, по вашей, в сущности, просьбе... Но, с другой стороны, я прошу впредь оградить меня, моих друзей, а главное моих ро-дителей от нелепых бесед с вами. Я же, если очень надо, всегда готов отвечать на любые вопросы, но только предста-вителя закона, иначе, наверное, и быть не может.

Подпись. Дата.

Второе заявление
В компетентные органы
Такому-то от такого-то, проживающего

Чистосердечное раскаяние

Полагая долгое время, что "каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их", в на-стоящем заявлении я чистосердечно раскаиваюсь в том, что считал, будто это право включает "свободу беспрепятст-венно придерживаться своих убеждений, свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ".

Подпись. Дата.

Авторская неудача

Свидетель. А если бы рукопись, о которой вы спраши-ваете, написал я, то должен ли я в этом признаться?
Следователь. Несомненно. Вы дали подписку об от-ветственности за дачу ложных показаний.
Свидетель. Ну а как же тогда право обвиняемого на защиту? Я же стану обвиняемым тогда?
Следователь. Вы в этом уверены?
Свидетель. Конечно не уверен, поэтому и спрашиваю.
(Из рассказов о допросе.)

Рукопись, как видит читатель, вышла довольно толстой. Она получилась бы тоньше – автор как раз
думал, как ее сократить – но неожиданно автора пригласили на допрос. На этот раз пригласили не повест-кой на дом, вручаемой, согласно ст. 155 УПК (216 УПК РБ), под расписку, а телефонным звонком на рабо-ту. Понятно, автор (то есть я) тут же высказал надлежащее для подобного случая возмущение и пошел го-товиться к допросу. О чем будут спрашивать – неизвестно. Абсолютно! Зато известно, что нужно спросить у следователя. Он нарушил ст. 155. Почему? Его объяснения попытаюсь занести в протокол. Если будет возражать – остается, наверное, либо отказаться отвечать на какие-либо вопросы, либо отказаться подписы-вать предупреждение об ответственности по ст. 181 и 182 УК (401 и 402 УК РБ).
Предупреждение об ответственности по ст. 181 и 182 за все время меня просили подписать уже 12 раз. Два раза я сам об этом просил. Однако, не было ни одного случая, когда следователь без возраже-ний и без искажений заносил бы в протокол все мои ответы.
Теперь, размышляя о том же самом в пятнадцатый раз, необходимо решить: могу ли я нести ответ-ственность за свои показания, если уверен, следователь станет мне мешать. А с другой стороны, полный отказ от показаний противоречит моим принципам. Как же быть? Посмотрим на месте. Кроме того, весьма вероятно, меня спросят, я ли автор такой-то рукописи (например, этой рукописи). Дважды уже спрашивали. В любом случае ответить нетрудно. Если рукопись содержит призыв к насилию, к неповиновении властям и законам, если она содержит клевету и подрывает существующий в Советском Союзе строй, то ее написал не я.
Хотя подождем ставить точку. Наверное, пришла пора на этот вопрос ответить более подробно, т.е. с указанием всех обязательств. Извольте.
Предположим, какого-то свидетеля вызвали на допрос в нарушение всего только одной ст. 155 УПК. Свидетель потребовал объяснения в протоколе – следователь воспротивился. В результате оказались нарушенными, по крайней мере, ст. 142 и 160 (219 и 218 УПК РБ). Далее свидетель приходит домой и с возмущением пишет обо всех обстоятельствах допроса. Через некоторое время его рукопись где-то изыма-ют и снова зовут свидетеля на допрос. На этот раз он должен признать свое авторство для того, чтобы по-мочь следствию незаконно его же преследовать. Теперь нарушается основной принцип правосудия. Как свидетелю поступить? Что ответить?
И вот, допустим, мои рассуждения здесь прерывает читатель. Он не верит в правосудие.
«Был бы человек, -- говорит он, -- а дело найдется. Если твоему следователю прикажут, он либо об-винит тебя в убийстве, либо сам тебя убьет».
«Ты полагаешь, - отвечаю я, - мой следователь уже созрел настолько, чтобы не понимать, что его после выполнения приказа отправят «в расход»? И все во имя чего? Во имя того, чтобы сделать недавнее прошлое ближайшим будущим? А вот тот, кто отдает приказ, будет ли он жить в безопасности? Впрочем, пусть я не прав, пусть я говорю неубедительно, разве у нас есть выбор? Нет у нас выбора».
Такое впечатление, что у следователя много забот и много дел. А тут вдруг начальство просит для коллеги из города Одессы допросить меня по какому-то нудному делу об «антисоветской агитации». По-нятно, что он толком не знает, в чем дело, и очень торопится. Насколько я понял, его очень устроило, если бы я вовсе не пришел. Вот несколько отрывков из нашего разговора. Я записал их по памяти.
Свидетель: Скажите, мы не помешаем вашему коллеге, который чем-то занят за соседним сто-лом?
Следователь: Нет, не помешаем.
Свидетель: Хорошо. Тогда давайте мы его впишем в протокол. Он поможет нам на допросе.
Следователь: Нет. Он занят своим делом.
Свидетель: Хорошо. Тогда пойдемте в другую комнату, чтобы ему не мешать...
Следователь: А мы ему не мешаем, он уже скоро заканчивает...
Свидетель: Хорошо. Тогда давайте подождем.

Следователь: Образование высшее?
Свидетель: Какое образование?
Следователь: Ваше образование.
Свидетель: Разве допрос уже начался?
Следователь: Начался.
Свидетель: Допрос начинается не совсем так. Посмотрите ст. 158 УПК (217 УПК РБ).

Свидетель: Я не понял, почему вы нарушили ст. 155 УПК (216 УПК РБ).
Следователь: Что вы имеете в виду?
Свидетель: Я имею ввиду нарушение порядка вызова свидетеля на допрос. Вы звонили мне на ра-боту. Зачем?
Следователь: Я имею право так поступать. У меня служебная инструкция.
Свидетель: А нет ли служебной инструкции, позволяющей нарушать другие статьи УПК?

Под конец несколько советов
Во-первых, посмотрите этот текст еще раз и постарайтесь уяснить все то, что считаете главным. У вас могут возникнуть и собственные идеи. Подумаем, есть ли в них нужда? Обычно полагают, что в каких-то критических ситуациях вовсе нетрудно обратиться к юристу. Совет юриста не избавляет вас от необхо-димости подумать, посмотреть закон, понять его цель и смысл. Впрочем, если жизнь не научила вас быть самому себе врачом и электромонтером, то вы, по крайней мере, должны понять, что «немножечко стать» самому себе адвокатом вы просто должны.
Ведь согласно закону именно в крайней, в тяжелой ситуации услуги адвоката будут недоступны для вас. (Повторим: по УПК РБ гражданин имеет право на адвоката с момента задержания. На практике, из-за ошибки самого гражданина, адвокат может появиться только после предъявления обвинения). Это вовсе не означает, что потребуется изучать какие-то толстые книги по законодательству. Нет. Требуются не столько знания, сколько ориентир. Если вы – честный человек, если вам не обязательно знать законода-тельство. Важно лишь научиться его понимать и ориентироваться. Ваша «тактика», конечно, зависит от об-стоятельств. В идеальном случае она должна выглядеть примерно так. Сначала вы сопротивляетесь нажи-му, выставляя доводы, основанные на законе и здравом смысле. Затем вы уступаете нажиму. Далее ситуа-ция, допустим, несколько раз повторяется. В конце концов, если даже следователь и приходит к тому, к че-му стремился, у него в результате получается нуль, добытый путем не совсем приличным.
Во-вторых, почти в каждом важном вопросе следователя, каким бы он ни был, -- добрым или страшным – живет нечто противоестественное, а именно – едва заметное утверждение. А ведь следователь должен спрашивать, а не утверждать. Заметьте, это «ахиллесова пята» следователя, и он ее тщательно пря-чет. Как? Он пытается свои утверждения сделать вашими или общими (под видом всеобщих). Не говоря прямо и откровенно, он осторожно советует, напоминает, дает понять...
Если дело – «липа», ему все больше и больше приходится объяснять, вместо того чтобы спраши-вать. И свидетелю не остается ничего иного, как спрашивать. Тем более, если оппонент уже перешел от на-водящих вопросов к наводящим советам. Все, как видите, чудесным образом меняется. Свидетель начинает выступать как следователь, следователь становится на место свидетеля... Вот тут-то возникшая ситуация морального и тактического преимущества дает повод воспользоваться четырьмя принципами системы «ПЛОД».
Важно только правильно, честно и обдуманно записать происходящее в протоколе. Не так сущест-венно слово сказанное, как важно слово написанное. На допросе всегда есть время подумать – мгно-венной реакции никто не требует. В тех же случаях, когда слишком много спрашивают одно и то же, не-трудно придумать и остроумный ответ. Была бы охота.
В-третьих, следователь готовится к допросу свидетеля. Свидетелю необходимо делать то же самое, но как можно лучше. Не лишнее – расспросить о его манерах того, кого он допрашивал раньше. Хорошо бы обдумать схему предстоящей встречи. Посмотрите внимательно протокол вашего обыска. Почти наверняка вас спросят об изъятом: «От кого получено? С какой целью хранилось?». Что вы ответите на те или иные вопросы? Что напишете в замечаниях к протоколу? И, наконец, чем будете его «раздражать» (в том или ином случае)?
Если допрос неожиданный, например, сразу после обыска, скажите, что вы устали, болит голова. Напишите об этом в протоколе и попросите, чтобы вас вызвали завтра. В конце концов, вы ведь в самом деле так напуганы и так плохо выглядите, что достаточно врачу вас увидеть и он сразу даст бюллетень. Ес-ли следователь захочет отобрать или уничтожить черновики ваших записей на допросе, необходимо офор-мить это протоколом изъятия с понятыми, как полагается. Копию протокола - согласно ст. 177 УПК РСФСР (212 УПК РБ) вы возьмете с собой, а черновики приобщат к делу.
В четвертых, если вы в состоянии доказать, что вас зря вызывали и зря допрашивают, не спешите. Не спешите использовать то, что быстро пришло вам в голову. Наблюдайте события и не торопясь прини-майте решение. Заранее принятое решение не должно быть слишком твердым, оно может заранее оказаться плохим. Старайтесь всегда быть объективным, например. «По-вашему получается, - говорит милиционер, - что вас задержали без всякой причины». «Нет, - говорите вы, - так не получается. Коли задержали, значит есть на то причина. Если она мне неизвестна, то еще не означает, что ее нет».
Вероятно, без нужды не стоит показывать следователю свою «просвещенность». Возможно, ди-летантство ваше будет стимулировать неосмотрительные действия следователя, а здравый смысл, на кото-рый вы станете ссылаться, укрепит его упрямство. Но зато потом, когда он сам возьмет в руки УПК, чтобы доказать что-либо вам, он докажет себе, что не прав. Эффект окажется максимальным при минимальных с вашей стороны усилиях. Разумеется, надо всегда внимательно слушать, стремясь понять, но стремясь не слишком, не с полуслова (главное!).

Четыре вопроса читателей этой рукописи к автору

Первый вопрос: Следователь спрашивает: «Что вы скажете по поводу изъятой у вас на обыске та-кой-то брошюры?». Как лучше ответить на этот вопрос?
Ответ автора: Прежде всего нелишне потребовать, чтобы вопрос был записан примерно так: «Вам предъявляется изъятая у вас на обыске такого-то числа отпечатанная на машинке брошюра под таким-то названием, на стольких-то листах, начинающаяся словами такими-то и кончающаяся словами какими-то, что соответствует пункту такому-то протокола обыска от такого-то числа и так далее», Если у следователя при себе нет брошюры или нет протокола изъятия, или если в протоколе изъятия указано другое количест-во страниц, то с ответом на вопрос не следует торопиться. Впрочем, следователя интересует, от кого и с какой целью получена брошюра. Перед ответом важно также понять цель вопроса и внимательно посмот-реть саму брошюру. Бывает, что в ее тексте удается найти цитату, которая существенно украсит ответ.
Второй вопрос: На обыске «обнаружены» предметы, которых никогда раньше не было. Что отве-тить, когда об этом спросят на допросе?
Ответ автора: Думаю, что сами по себе чудесным образом возникшие предметы не способны опо-рочить честного человека. К чудесам, вероятно, следует относиться, как к чудесам. Разве их мало? Взять, например, почту. На редкость пунктуальное и аккуратное учреждение. Но бывает, что письма, которые я посылаю, не приходят, а вместо них от моего имени приходят письма, которых я никогда не посылал! Чу-до!
Хотя есть и другая точка зрения. На обыске у Александра Гинзбурга обнаружили непонятно откуда возникшую иностранную валюту. Интересно, что на суде об этой «находке» не было произнесено ни слова. Отсюда делается простой вывод: высокое начальство не всегда одобряет некрасивые действия слишком ре-тивых нижних чинов. Так, наверное, и надо написать в протоколе. И, главное, по возможности, не следует бояться. Если мы будем бояться, мы не сумеем презирать. Однако слишком большое чувство помешает другому.
Третий вопрос: Следователь сообщил про некоторые показания обвиняемого. Затем он спросил, подтверждаю ли я эти показания. Я ответил, что нет, не подтверждаю, так как никакие показания обвиняе-мого мне неизвестны. Прав ли я?
Ответ автора: Пожалуй, прав. Вопрос следователя должен формулироваться примерно так: «Вам предъявлены показания обвиняемого такого-то, данные им на предварительном следствии такого-то числа. Далее двоеточие, кавычки и текст показаний». Если следователь почему-то не предъявляет протокола пока-заний обвиняемого, это странно. Если он предъявляет протокол, то надо внимательно его посмотреть и дать ответ по существу. Хотя важно, что именно следователь просит вас подтвердить. Допустим, факт встречи двух лиц в вашем присутствии. Разве не странно, что одно из двух лиц сочло необходимым рассказать об этой встрече следователю? Факт встречи – дело обычное. Факт рассказа – необычное дело. Это необходимо объяснить следователю и, наверное, как-то записать в протокол.
Четвертый вопрос: Непонятно ваше требование говорить всегда правду. Неужели не было случая, когда вы в критической ситуации не сказали бы следователю ложь?
Ответ автора: Ложь я никогда не говорил, потому что не хотел. Да и не было необходимости лгать. Но если строго смотреть, то, наверное, правду я тоже не говорил. Правду я искал. Я всегда ее ищу. А по-скольку может оказаться, что этот мой ответ вас не устроит, я готов передать чужие слова по этому поводу:
«Господин следователь, - сказал один человек в критической ситуации, -- я наверное, сделал бы то, о чем вы настойчиво просите, но в круге моих товарищей это считается подлостью».
***
Нет, я не знаю, что делать тем, кто слишком боится. С сущности, я вообще ничего особенного не знаю. Но я уверен, что вашу волю, читатель, исключительную волю отвечать на допросе как угодно, не со-образуясь ни с какими неожиданностями, ни с какими советами (даже теми, которые изложены выше), ни-кто и ничто не должно ограничивать. Ничто абсолютно: ни заботы близких, ни страх, ни желание узнать о чем-то, ничто, кроме собственной совести. Надо быть просто самим собой - вот главный совет.
Между прочим, рассказывают, когда Мандельштама привели первый раз на допрос, он всего лишь спросил: "А можно говорить правду?".